И только совсем уже рядом стало понятно, где мы. Это окрестности мастерской скульптора Вучетича, которые до сих пор украшены фрагментами его монументальных шедевров. В полный рост.
Заброшенные и осыпающиеся, в защитных клетках и сетках они утратили связь с советским прошлым, но не растеряли своего величия.
Бюст Ленина, с которого время и коррозия стирают черты, становится похож на какого-то восточного истукана с рысьими глазами.
Голова Родины-матери и вовсе теперь напоминает Борея. Она вся - яростный северный ветер, заключенный в темницу из проржавелых прутьев. Горькая стихия, заточенная на задворках леса. Она пугающе прекрасна, она, скорее всего, обречена, она роняет из себя камни и осколки. Но пока она еще существует, мы будем приходить. Это стоит того, чтобы продираться через топкий осенний лес, стоит того, чтобы идти и идти. От этих образов кровь стынет в жилах, не потому что страшно, а потому что так работает мифология.
Бюст Ленина, с которого время и коррозия стирают черты, становится похож на какого-то восточного истукана с рысьими глазами.
Голова Родины-матери и вовсе теперь напоминает Борея. Она вся - яростный северный ветер, заключенный в темницу из проржавелых прутьев. Горькая стихия, заточенная на задворках леса. Она пугающе прекрасна, она, скорее всего, обречена, она роняет из себя камни и осколки. Но пока она еще существует, мы будем приходить. Это стоит того, чтобы продираться через топкий осенний лес, стоит того, чтобы идти и идти. От этих образов кровь стынет в жилах, не потому что страшно, а потому что так работает мифология.